Джек будто не слышал этот крик, увлеченный своим промыслом. Сейчас их пульс был на двоих, сливаясь. Что стук сердца под ребрами у Ли, или же быстрый ход в по венам Джека. Все шло в ритм. Как замыкание. Сердце бедного парня, который истекал сейчас кровью, бешено билось, пытаясь быть как можно дальше от угрожающей руки маньяка. Но не было в его глазах жалости к этому человеку. Если бы он смотрел этот со стороны, то его лицо было бы исполнено спокойствием, а взгляд был бы безразличен. Но Блек был участником сие процессии, от чего во взгляде было безумие, а сам он от чего-то задыхался.
Ли уткнулся в его плечо, теперь крик слышался как из под земли, так было даже лучше. Проворные пальцы не спешили разрывать плоть дальше. Разум еще подсказывал, что легкие спрятаны за плотной пленкой, и просто так до них не добраться, царапая когтями, куда уже забилась густая и вязкая кровь. Джек повалился на Ли под тяжестью его тела. В животе что-то лопнуло, это был вздувшийся пузырь все той же крови. И было плевать на то, что комната испачкается кровью, оставляя сладкий запах. Еще ощущался на языке медный привкус. И уже было желание скорее с этим покончить. Хотелось уже разорвать это и без того потрепанное тело, заткнуть глотку и услышать только мертвое молчание. Хотелось ощутить запах смерти. Говорят, что у всего есть свой запах. И Джек, подобно хищному зверю, предвкушал этот запах. Он облизнул свои пересохшие губы. Разум в миг охладился. Я весь дрожу. Чувствуешь, Джек? Эту дрожь. Ты опять серьезен. Как же так? Это не честно! Продли. Он же просит. Смотри, как просит. Почти умоляет. Прошу. Я тоже прошу тебя. продли. Да, хотелось продлить. Но суть заключалась в том, что Джек был садист. Он не мог допустить того, чтобы насладиться этим ощущением. Должен оставаться легкий голод, чтобы потом мучил его. Жестоко, беспощадно, нагоняемый самим собой. мучить и мучить. Пробежали мурашки. Такое слово. Мучить. Не хочу. Хочу... Мучить. Боль, терзание... Он стиснул зубы и сощурил глаза. В них было презрение. К кому? К Ли? Нет. К себе. Потому, что он не должен испытывать насыщения. Запрещено достигать той точки. Это был аргумент. И мучить, мучить. Это слово заставляло сжиматься в себе. Это как держать в руках свернувшегося еже. Держать и сжимать его. Пугая, заставляя причинять себе боль. Слизывать кровь с рук, но продолжать сдавливать, пока легкие этого зверька не лопнут, и сердце не остановится. Но даже тогда. Даже тогда продолжать сжимать, ощущая ненависть к себе, презирать и продолжать ощущать эту боль, которая будет терять свою силу. И еще больше испытать ненависть за то, что так быстро закончилось. Ты еще голоден, а руки в крови.
Джек даже ничего не почувствовал. Было внутреннее возбуждение, но как бы отдельно. Это были не его ощущения. Чьи же? Ты жесток. Жесток к себе. Живешь мучениями. Но ты не Иисус, чтобы терпеть эти муки. Зачем? Чей ты сын? Не смеши меня. Жизнь твоя ничтожна, а желания несут извращенный смысл. Достоин смерти! Нет! Достоин вечного заточения. Даже не Дьявол. Ты тварь, которая никогда не сможет подняться и взлететь. Последняя капля. Нервы будто рвутся, заставляя тебя вскрикнуть. От внутренней боли. Была даже зависть к тому, кто сейчас умрет. Он умрет, уйдет из этого мира, где каждый томит в себе пороки, раскрываясь только в темных углах под чужими именами и масками. Он будет свободным. А ты? Продолжишь ползать по миру, продолжая жить одним чувством. Нет. Не будет сожаления и памяти об этой сцене. Сколько раз ты уже убивал? Сколько? Одним будет больше. Покинешь это место и все забудешь. Будешь держим только собой, что внутри себя. И опять противное чувство к самому себе.
Джек вынул руку и взял нож с пола. Он сидел на парне, который тяжело дышал. Все тело просило освобождения, а душа хотела продолжить. Даже не надо было думать "зачем". Холоднокровный взгляд смотрел на измученное лицо, улыбку, влажные глаза. Рвать уже не хотелось. Это прошло. Успокоилось. Все хорошо. Хорошо... Все хорошо? Я знаю...
-...Никогда не подниму голову к небу. Я ненавижу небо. Я ненавижу себя. Я боюсь себя. Я люблю боль. Я стремлюсь к этому. Смысла нету в жизни, когда нету цели. У меня ее нету...
Это была исповедь. Нашелся тот, кто услышал эти слова. Эту правду. Унесет с собой, не небо. И говорил это потому что хотел услышать эти слова. Хотел, чтобы их услышал кто-то еще. Не было просьбы о том, чтобы его поняли. Это не требовалось. Никогда не искал понимания, никогда не ждал, что поймут. Нет! Лучше так, чем по другому.
Одно движение, и нож прошелся по горлу. Это уже была не та безобидная царапина. Миг, и душа улетела. Еще некоторое время слышался звук крови. Все было в крови. Все пахло кровью. Нож оставался торчать в горле. С руки стекалась кровь, медленно, лениво. Все уже произошло. Некуда больше спешить. Нету смысла больше щуриться и сжимать зубы. Расслабление растекалось по телу, как остывшее парное молоко. Так же медленно, достаточно теплое, но не горячее. С начало это ощутилось в груди. Потом в животе. Ноги были каменными, там ничего не было. Потом плечи. Спина согнулась как у уставшего путника. И вот уже в раках было это тепло, отгоняя холод. В голове еще бился пульс. Это доказательство того, что жив. Ты жив, а он нет. Ты спас его душу, но погубил себя. Ты тот, кто отметился галочкой, как следующий в Ад. Дьявол смеялся и ухмылялся, глядя на опущенную голову. Опять кипела злость, Хотелось бить. Хотелось вывернуть себе руку и заплакать. ощутить соль на губах и захлебнуться в слезах. Никого не было. Только Дьявол будет тебе свидетелем. Руки вцепились в кровавую одежду убитого. Уткнулся лицом в чужую кровь, которая казалась своей. Опять сжались зубы. Дыхание стало нервным, стук сердца бешеным. Будто пугаясь своего хозяина, оно хотело покинуть тело. Испугалось, что теперь и до него могут добраться пальцы безумца. Хотелось плакать, но не было слез. Из горла вырывались звуки то-ли стона, то-ли нервного смеха. Это было тихо, но набирало уже громкость. Зубы вцепились в собственную руку. Такое противоречие. Желание и гнев. И все на себя. Все в себе, все для себя, для него... Но почему не шла кровь? Так слабо себя кусал? Нет. Просто зубы не имели той остроты как у хищного зверя. Останется только след и припухлость. Собственная слюна смешалась с кровью, увлажняя ее. Отвратительно. Такое не покажут даже в кино. Такое могут написать только психи. Смотрите, себя описал. Уже кусаешь пальцы, думая, что так будет больнее. Но никакая физическая боль не могла унять того, что ощущала душа. От этого не было спасения. Так и застыл, сотрясаясь телом. Собственную руки дрожали, от чего еще сильнее сжимали ткань. Глаза не закрывались. Надо было видеть то, на что способен. Надо вполне узреть то, что сотворили твои руки, что хотел сотворить твой разум. Жалок. Жалок.
-Это не жизнь. Существование. Так жалок. Так ничтожен. Сам себя не убьешь. Сам себя не испепелишь.
Хотелось взять камень, привязать к своей шее и прыгнуть с этим грузом, который будет твоим билетом на спасение, в глубокое озеро. Хотелось сгинуть где-то в темноте, в низах всего. Чтобы никто этого не видел. Чтобы не посчитали за слабака. Чтобы не вызывать к себе жалость. Чтобы ощутить холод и медленный уход. Переход. А потом? Дьявол смеялся, но не спешил затащить в свою клетку. Ты уже в его когтях. И не думай о свободе, ошейник уже стягивал твое горло, заставляя делать то, что делаешь. Джек утешался лишь тем, что люди не вечны. А Дьявол смеялся и так хитро смотрел на спину изогнувшегося человека. Надо встать. А можно?